If I had an enemy bigger than my apathy, I could have won
Последняя дань моему пребыванию в DN-фандоме.
Я вряд ли туда вернусь, но есть время собирать камни, и оно таки пришло.
Название: «Пат» («Stalemate»).
Автор: Trismegistus.
Переводчик: Maranta.
Жанр: drama, AU.
Рейтинг: PG.
Персонажи: Лайт, L.
Саммари: пат – ситуация в шахматной партии, когда ни одна сторона не может выиграть.
Дисклеймер: все уже украдено до нас.
Разрешение автора на перевод получено.
читать дальшеОн прокусил палец до крови. Это, да еще дрожь – единственные признаки его беспокойства. Дрожь заметнее, чем окровавленный палец, она сотрясает койку и сковывающие его цепи. Дело тут не в абстинентном синдроме или понижении уровня сахара в крови. Лайт не жесток; он удостоверился, чтобы L получал столько кофе и тортов, сколько пожелает.
Лайт уверен, что L в ярости, хотя тот ничем особо это не выдает. Лайт никогда не видел на лице L никаких эмоций, кроме решительной сосредоточенности. Ее могли подточить разве что долгие дни и ночи одиночного заключения; испытавший подобное на своей шкуре Лайт прекрасно это понимает.
- Я отправлю тебя на виселицу, - клянется L в объектив камеры, через которую Лайт всегда наблюдает за ним.
- Нет, я тебя, - отвечает тем же Лайт. – Как только пойму, как ты это делаешь.
L спрыгивает с койки и бросается к глазку камеры; цепи его не пускают, но это еще раз напоминает Лайту, что L не так неуклюж и неловок, как кажется – что неуклюжесть его была притворством.
Как и все, что он видел в L.
Осознание пришло к Лайту слишком поздно – особенно поздно, если учесть, насколько все было очевидно. Лайт винит в этом себя; он достаточно умен, чтобы не клюнуть на уловки Киры, но все равно ведь клюнул. Он с самого начала знал, что Кира умен и находчив, как ни один другой преступник, что его нельзя недооценивать; вот только не рассчитывал, что тот будет настолько обаятелен.
L не кажется обаятельным человеком с первого взгляда, но это бесспорно – он так обаятелен, что Лайт был согласен сесть в тюрьму, лишь бы доказать ему свою невиновность; что отец Лайта был готов рискнуть своей жизнью, чтобы доказать невиновность сына; настолько, что никто из них не усомнился в этих приказах L – ни на миг.
L – который без всякого сомнения одновременно является Кирой – явно обладает какой-то сверхъестественной силой, с помощью которой заставляет разумных людей, таких как Лайт и его отец, слушаться его, не задавая вопросов. Силой, которую он и сейчас использует, управляя другими Кирами из этой камеры. Когда Лайт запер L, убийства не прекратились, и всякий раз, как Лайт находит в газете новый некролог или видит последние новости, он знает, что частично несет ответственность за эти смерти, за свою неспособность остановить L, не дать ему убивать. Понимать это тяжело, и с каждой новой смертью – все тяжелее.
Лайт следит за L через камеры слежения: тот снова устроился на краю койки, дрожь его заставляет звенеть цепи, и даже сейчас Лайт не может не думать: Кира не так должен выглядеть.
Лайт до ужаса благодарен за то, что научился сопротивляться непонятной силе L, потому что в настоящее время он единственный, кто может добиться, чтобы правосудие настигло его. Даже отец Лайта, его сильнейший союзник, убежден ладно если наполовину.
- Отец, послушай, - молил раз за разом Лайт. – Кира обязан был понимать, что мы все сделаем, чтобы его найти, так что сделал единственное, что мог – он нашел нас первым, притворившись, что тоже ищет Киру. И мы ему поверили!
Лайт с легкостью мог представить абсолютное недоверие на лице отца, хоть, конечно, и не мог увидеть это по телефону.
- Кира бы так не поступил, Лайт, - сказал его отец.
- Как – так? – нетерпеливо прошипел Лайт: шанс воспользоваться телефоном ему выпадал редко, каждая секунда была на счету.
- Он не сообщил бы полиции, как он все делал! L единственный из нас, кто может предсказать действия Киры. Это расследование давно бы прекратилось, если бы не его помощь. Если бы L был настоящим преступником, зачем бы ему так поступать?
- Но разве ты не видишь? – прошептал Лайт. – Это был его единственный выход! Так он запутал следы – притворившись, что больше всех желает поймать Киру. И это сработало! Он лжет нам, заставляя держаться на шаг позади, и мы ему еще и благодарны!
- Лайт, ты хочешь, чтобы я в это поверил? Даже будь L Кирой, - отец горько хохотнул, - даже будь он Кирой, думаешь, Кира стал бы сотрудничать с полицией? Добровольно сообщил бы нам, как он мыслит, как действует?
- Да! – прошипел Лайт.
Последовала бесконечная пауза, и только тогда отец заговорил: - Лайт, признаю, ты уже помогал нам с расследованиями, и, наверное, я не должен был тебе этого разрешать. Но эта теория настолько дика, что даже я…
- Слушай, папа, просто подумай об этом, ладно? – прошептал он. – Мне нужно идти, – он нажал на отбой и дрожащими потными руками задвинул телефон на прежнее место – в тайник в вентиляционной трубе.
Ему не хотелось обрывать разговор, но не осталось ни секунды: незаметно связаться с отцом можно только в те редкие минуты, когда он не прикован к запястью L – когда его отпускают в душ или туалет. Ему стоило несказанных сложностей раздобыть телефон и тайком пронести его в ванную, и еще труднее было избавиться от общества L хоть ненадолго.
Но он справился. Не мог не справиться. Это было необходимо, чтобы остановить Киру, и Лайт верил, что у него все получится. Так же как не мог не верить, что сможет заставить отца понять правду.
L и есть Кира. Это же так очевидно. Он должен был открыть отцу глаза.
И в конечном счете отец прозрел.
Просто отвратительно, насколько L был уверен, что никто из них не раскусит его ложь. Так уверен, что ничего не подозревал, когда Лайт с отцом и Мацудой отвели его на подвальный этаж, задуманный им как тюремный блок. Он ничего не заподозрил, пока не оказался благополучно заперт в камере, которую построил сам.
Или не слишком благополучно – ведь и сейчас он продолжает убивать людей.
- Я отправлю тебя на виселицу, - повторяет Лайт больше для себя, хотя L, конечно, его слышит. Огромные немигающие глаза L ни на миг не отрываются от видеокамер, и Лайта внезапно накрывает до дрожи реальное ощущение, что L смотрит прямо на него – сквозь разделяющую их толщу бетона и металла.
Лайт не раздумывая выходит из диспетчерской и автоматически нажимает кнопки лифта; двери закрываются, кабели ползут, переносят его на подземный этаж – к Кире.
Когда двери лифта открываются, L поворачивается – со странным, обжигающе-голодным взглядом.
Лайт изображает на лице самое безразличное выражение из всех возможных и, выйдя из лифта, подходит к решетке.
- Почему ты этого не делаешь? – выплевывает он. – Почему ты меня не убиваешь? Ты знаешь мое имя. Знаешь мое лицо. Ну же, давай!
Безумные светящиеся глаза L не моргают.
Лайт смеется.
– Убей меня, моего отца, всю мою семью. Убей Мацуду, Моги, всех полицейских. Тебе ведь хочется, так? – он больше не в силах выдерживать внимательный взгляд L, но все равно продолжает этот разговор.
- Но сделать это ты не можешь. Сразу сообразил, ублюдок. Если ты нас убьешь, это станет единственным надежным доказательством твоей вины. Ты не станешь нас убивать, потому что не знаешь, кому еще мы могли рассказать о тебе… И я не могу тебя убить, пока не узнаю, как ты это делаешь, - признает Лайт.
Я не могу убить тебя, пока не узнаю – потому что если я не пойму, как ты это делаешь, сукин сын, мне никогда не узнать, как это делают другие Киры, и тогда я не смогу их остановить.
Лайт заключил его тело в клетку, но в остальном сам он – пленник L.
L – Кира – нарушает молчание, и бесчувственность его ровного голоса приводит Лайта в бешенство.
- Я восхищаюсь тобой, Лайт-кун. Я все думал: может быть, он все-таки не Кира? Но в итоге я тебя недооценил.
- Прекрати, - шепчет он сквозь стиснутые зубы. – Хватит уже этих игр. Ты меня больше не одурачишь.
Но L так убедителен, так логичен и разумен, что тихий голосок в голове у Лайта до сих пор упрямо повторяет: что, если L и правда не Кира?
L – нет, Кира – улыбается. – Я был уверен, что ты не сделаешь против меня хода, пока не узнаешь моего имени; что пока я смогу скрывать его от тебя, то буду в безопасности. Я и представить не мог, что ты повернешь моих союзников против меня же. Что сам Кира убедит их, будто я – это он.
- Заткнись! – огрызается Лайт. Конечно, все наоборот: L – это Кира, притворившийся детективом, преследующим его, и никак иначе. Лайт знает правду, и у него голова идет кругом от сотканной L паутины и его убежденности в собственную ложь.
Именно поэтому Лайт больше не подпускает ни отца, ни того же Мацуду к L: хоть они теперь и знают правду, L все-таки сможет их переубедить.
Иногда он чувствует, что L может убедить его самого, даже при том, что это Лайт его раскусил.
- Когда я отсюда выберусь, то позабочусь, чтобы тебя повесили, - клянется L. Голос его так же мягок и невыразителен, как всегда, но Лайт не заблуждается ни на миг. L смертельно серьезен.
Что ж, он тоже серьезен, и выпустит L из этой камеры только ради того, чтобы проводить на казнь. Нагнувшись к решетке, Лайт говорит ему это – и L, улыбнувшись, тянется навстречу и кладет ладони поверх рук Лайта, стиснутых на стальных брусках.
- В таком случае, я выйду отсюда прежде, чем ты получишь такую возможность, - говорит он.
- Только через мой труп, - клянется Лайт улыбающимися губами; и это единственное, в чем они согласны.

Название: «Пат» («Stalemate»).
Автор: Trismegistus.
Переводчик: Maranta.
Жанр: drama, AU.
Рейтинг: PG.
Персонажи: Лайт, L.
Саммари: пат – ситуация в шахматной партии, когда ни одна сторона не может выиграть.
Дисклеймер: все уже украдено до нас.
Разрешение автора на перевод получено.
читать дальшеОн прокусил палец до крови. Это, да еще дрожь – единственные признаки его беспокойства. Дрожь заметнее, чем окровавленный палец, она сотрясает койку и сковывающие его цепи. Дело тут не в абстинентном синдроме или понижении уровня сахара в крови. Лайт не жесток; он удостоверился, чтобы L получал столько кофе и тортов, сколько пожелает.
Лайт уверен, что L в ярости, хотя тот ничем особо это не выдает. Лайт никогда не видел на лице L никаких эмоций, кроме решительной сосредоточенности. Ее могли подточить разве что долгие дни и ночи одиночного заключения; испытавший подобное на своей шкуре Лайт прекрасно это понимает.
- Я отправлю тебя на виселицу, - клянется L в объектив камеры, через которую Лайт всегда наблюдает за ним.
- Нет, я тебя, - отвечает тем же Лайт. – Как только пойму, как ты это делаешь.
L спрыгивает с койки и бросается к глазку камеры; цепи его не пускают, но это еще раз напоминает Лайту, что L не так неуклюж и неловок, как кажется – что неуклюжесть его была притворством.
Как и все, что он видел в L.
Осознание пришло к Лайту слишком поздно – особенно поздно, если учесть, насколько все было очевидно. Лайт винит в этом себя; он достаточно умен, чтобы не клюнуть на уловки Киры, но все равно ведь клюнул. Он с самого начала знал, что Кира умен и находчив, как ни один другой преступник, что его нельзя недооценивать; вот только не рассчитывал, что тот будет настолько обаятелен.
L не кажется обаятельным человеком с первого взгляда, но это бесспорно – он так обаятелен, что Лайт был согласен сесть в тюрьму, лишь бы доказать ему свою невиновность; что отец Лайта был готов рискнуть своей жизнью, чтобы доказать невиновность сына; настолько, что никто из них не усомнился в этих приказах L – ни на миг.
L – который без всякого сомнения одновременно является Кирой – явно обладает какой-то сверхъестественной силой, с помощью которой заставляет разумных людей, таких как Лайт и его отец, слушаться его, не задавая вопросов. Силой, которую он и сейчас использует, управляя другими Кирами из этой камеры. Когда Лайт запер L, убийства не прекратились, и всякий раз, как Лайт находит в газете новый некролог или видит последние новости, он знает, что частично несет ответственность за эти смерти, за свою неспособность остановить L, не дать ему убивать. Понимать это тяжело, и с каждой новой смертью – все тяжелее.
Лайт следит за L через камеры слежения: тот снова устроился на краю койки, дрожь его заставляет звенеть цепи, и даже сейчас Лайт не может не думать: Кира не так должен выглядеть.
Лайт до ужаса благодарен за то, что научился сопротивляться непонятной силе L, потому что в настоящее время он единственный, кто может добиться, чтобы правосудие настигло его. Даже отец Лайта, его сильнейший союзник, убежден ладно если наполовину.
- Отец, послушай, - молил раз за разом Лайт. – Кира обязан был понимать, что мы все сделаем, чтобы его найти, так что сделал единственное, что мог – он нашел нас первым, притворившись, что тоже ищет Киру. И мы ему поверили!
Лайт с легкостью мог представить абсолютное недоверие на лице отца, хоть, конечно, и не мог увидеть это по телефону.
- Кира бы так не поступил, Лайт, - сказал его отец.
- Как – так? – нетерпеливо прошипел Лайт: шанс воспользоваться телефоном ему выпадал редко, каждая секунда была на счету.
- Он не сообщил бы полиции, как он все делал! L единственный из нас, кто может предсказать действия Киры. Это расследование давно бы прекратилось, если бы не его помощь. Если бы L был настоящим преступником, зачем бы ему так поступать?
- Но разве ты не видишь? – прошептал Лайт. – Это был его единственный выход! Так он запутал следы – притворившись, что больше всех желает поймать Киру. И это сработало! Он лжет нам, заставляя держаться на шаг позади, и мы ему еще и благодарны!
- Лайт, ты хочешь, чтобы я в это поверил? Даже будь L Кирой, - отец горько хохотнул, - даже будь он Кирой, думаешь, Кира стал бы сотрудничать с полицией? Добровольно сообщил бы нам, как он мыслит, как действует?
- Да! – прошипел Лайт.
Последовала бесконечная пауза, и только тогда отец заговорил: - Лайт, признаю, ты уже помогал нам с расследованиями, и, наверное, я не должен был тебе этого разрешать. Но эта теория настолько дика, что даже я…
- Слушай, папа, просто подумай об этом, ладно? – прошептал он. – Мне нужно идти, – он нажал на отбой и дрожащими потными руками задвинул телефон на прежнее место – в тайник в вентиляционной трубе.
Ему не хотелось обрывать разговор, но не осталось ни секунды: незаметно связаться с отцом можно только в те редкие минуты, когда он не прикован к запястью L – когда его отпускают в душ или туалет. Ему стоило несказанных сложностей раздобыть телефон и тайком пронести его в ванную, и еще труднее было избавиться от общества L хоть ненадолго.
Но он справился. Не мог не справиться. Это было необходимо, чтобы остановить Киру, и Лайт верил, что у него все получится. Так же как не мог не верить, что сможет заставить отца понять правду.
L и есть Кира. Это же так очевидно. Он должен был открыть отцу глаза.
И в конечном счете отец прозрел.
Просто отвратительно, насколько L был уверен, что никто из них не раскусит его ложь. Так уверен, что ничего не подозревал, когда Лайт с отцом и Мацудой отвели его на подвальный этаж, задуманный им как тюремный блок. Он ничего не заподозрил, пока не оказался благополучно заперт в камере, которую построил сам.
Или не слишком благополучно – ведь и сейчас он продолжает убивать людей.
- Я отправлю тебя на виселицу, - повторяет Лайт больше для себя, хотя L, конечно, его слышит. Огромные немигающие глаза L ни на миг не отрываются от видеокамер, и Лайта внезапно накрывает до дрожи реальное ощущение, что L смотрит прямо на него – сквозь разделяющую их толщу бетона и металла.
Лайт не раздумывая выходит из диспетчерской и автоматически нажимает кнопки лифта; двери закрываются, кабели ползут, переносят его на подземный этаж – к Кире.
Когда двери лифта открываются, L поворачивается – со странным, обжигающе-голодным взглядом.
Лайт изображает на лице самое безразличное выражение из всех возможных и, выйдя из лифта, подходит к решетке.
- Почему ты этого не делаешь? – выплевывает он. – Почему ты меня не убиваешь? Ты знаешь мое имя. Знаешь мое лицо. Ну же, давай!
Безумные светящиеся глаза L не моргают.
Лайт смеется.
– Убей меня, моего отца, всю мою семью. Убей Мацуду, Моги, всех полицейских. Тебе ведь хочется, так? – он больше не в силах выдерживать внимательный взгляд L, но все равно продолжает этот разговор.
- Но сделать это ты не можешь. Сразу сообразил, ублюдок. Если ты нас убьешь, это станет единственным надежным доказательством твоей вины. Ты не станешь нас убивать, потому что не знаешь, кому еще мы могли рассказать о тебе… И я не могу тебя убить, пока не узнаю, как ты это делаешь, - признает Лайт.
Я не могу убить тебя, пока не узнаю – потому что если я не пойму, как ты это делаешь, сукин сын, мне никогда не узнать, как это делают другие Киры, и тогда я не смогу их остановить.
Лайт заключил его тело в клетку, но в остальном сам он – пленник L.
L – Кира – нарушает молчание, и бесчувственность его ровного голоса приводит Лайта в бешенство.
- Я восхищаюсь тобой, Лайт-кун. Я все думал: может быть, он все-таки не Кира? Но в итоге я тебя недооценил.
- Прекрати, - шепчет он сквозь стиснутые зубы. – Хватит уже этих игр. Ты меня больше не одурачишь.
Но L так убедителен, так логичен и разумен, что тихий голосок в голове у Лайта до сих пор упрямо повторяет: что, если L и правда не Кира?
L – нет, Кира – улыбается. – Я был уверен, что ты не сделаешь против меня хода, пока не узнаешь моего имени; что пока я смогу скрывать его от тебя, то буду в безопасности. Я и представить не мог, что ты повернешь моих союзников против меня же. Что сам Кира убедит их, будто я – это он.
- Заткнись! – огрызается Лайт. Конечно, все наоборот: L – это Кира, притворившийся детективом, преследующим его, и никак иначе. Лайт знает правду, и у него голова идет кругом от сотканной L паутины и его убежденности в собственную ложь.
Именно поэтому Лайт больше не подпускает ни отца, ни того же Мацуду к L: хоть они теперь и знают правду, L все-таки сможет их переубедить.
Иногда он чувствует, что L может убедить его самого, даже при том, что это Лайт его раскусил.
- Когда я отсюда выберусь, то позабочусь, чтобы тебя повесили, - клянется L. Голос его так же мягок и невыразителен, как всегда, но Лайт не заблуждается ни на миг. L смертельно серьезен.
Что ж, он тоже серьезен, и выпустит L из этой камеры только ради того, чтобы проводить на казнь. Нагнувшись к решетке, Лайт говорит ему это – и L, улыбнувшись, тянется навстречу и кладет ладони поверх рук Лайта, стиснутых на стальных брусках.
- В таком случае, я выйду отсюда прежде, чем ты получишь такую возможность, - говорит он.
- Только через мой труп, - клянется Лайт улыбающимися губами; и это единственное, в чем они согласны.
@темы: переводы, Death Note, фанфики