Название: Люди и те, что обидели
Канон: Renzha Fanpai Zijiu Xitong/Система «спаси-себя-сам» для главного злодея
Автор: Maranta
Бета: Ryuran
Размер: драббл, 554 слова
Пейринг/Персонажи: ориг!Ло Бинхэ/Шэнь Цинцю (Шэнь Цзю)
Категория: преслэш
Жанр: драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: у Шэнь Цинцю были красивые руки.
Примечание/Предупреждения: 1. упоминание канонного расчленения.
2. Автор не думает, что кто-то не читал великого Маяковского, но все-таки: название взято из поэмы "Облако в штанах".
Но мне -
люди,
и те, что обидели -
вы мне всего дороже и ближе.
Видели,
как собака бьющую руку лижет?! читать дальше
У Шэнь Цинцю были красивые руки.
Белые, с длинными стройными пальцами, с полированными ногтями, подобными пластинкам перламутра, тонкие и нервные, они не знали покоя.
Перебирали планки веера, как четки, гневно складывали его с щелчком, будто ломая кому-то хребет; теребили ленту или прядь волос, и та вилась вокруг пальцев, как дым; держали книгу бережно, как птенца, владели кисточкой, как кинжалом, подолгу грели ладони о чашку чая, прятались в широких ниспадающих рукавах, взлетали и опадали в такт рассказу во время уроков.
Били.
Розгой или чистой ци, никогда не прикасаясь, никогда кожа к коже, но Ло Бинхэ думал — должно быть, они прохладные, гладкие, как лепестки лотоса; ни мозолей, ни ссадин, не то что у него, уличной дворняжки, прибившейся к Цин Цзин.
Наверное.
Он не мог знать, к нему не прикасались.
Даже в гневе, не то что в ласке. Учитель не исправлял ему сам стойку или неверное движение, хватку на кисти, положение пальцев на струнах, лишь дергал веером — повелительно, резко, брезгливо, отступал на шаг, чтобы не коснуться даже краем одежд. Бинхэ снилось — вот шелк рукава скользит по лицу, мазнув походя; вот пальцы, холодные и благоуханные, в кровь разбивают губы. Он просыпался в своем сарае с горящими щеками, и говорил себе — сегодня пробуешь снова. Сегодня получится.
Он был хорошим учеником, верным псом и слугой, он был плохим учеником, неуклюжим и упертым. Он перепробовал тысячу способов, чтобы заслужить похвалу и неудовольствие, и потерпел тысячу неудач.
Гнул спину, часами не вставал с колен, тренировался до кровавого пота. Встревал невпопад, спотыкался, ронял посуду, чтобы заслужить хотя бы затрещину. Кожа ныла, голодная. Шэнь Цинцю не прикасался к нему.
Даже когда столкнул его в Бездну — не прикасался. Оттолкнул взрывом ци, вышибая дух, прочь — зверь, демон, дрянь, вниз, вниз, вниз.
Бинхэ до сих пор иногда снится лицо, холодное и равнодушное, и поднятая рука, обнаженная опавшим широким рукавом, белая как нефрит, прекрасная, разящая.
Эта рука.
Ло Бинхэ с ухмылкой пробегается по ней пальцами — от неровного среза повыше локтя до кончиков ногтей. Рука учителя все еще теплая и гибкая, еще почти живая. Кажется, сквозь грязь и запах крови пробивается аромат бамбука, свежий и сладковатый.
Ло Бинхэ дышит ртом, ловит запах нёбом, как пес, жадно сжимая узкую ладонь. Смотри, я прикасаюсь к тебе, я могу прикасаться. Я теперь все могу.
Руки Шэнь Цинцю не изнежены. Вот мозоли от меча, вот от кисти, как у каждого книжника; жесткие, как кора, кончики пальцев царапают скулу, когда Ло Бинхэ вжимается лицом в чужую ладонь, ловит разомкнутыми губами пальцы, по очереди рассеянно касается шершавых подушечек языком, прихватывает зубами.
Вот оно, думает Ло Бинхэ.
Это ведь оно?
Мертвая, обмякшая ладонь не желает смыкаться на его щеке — даже сейчас Шэнь Цинцю не хочет дать ему ничего, и Ло Бинхэ, мрачно рассмеявшись, бьет непослушной рукой себя по лицу — там же, где только что прижимал. Это не больно, не так, как он себе представлял в лихорадочных юношеских снах, ничто не так, как он себе представлял, и Ло Бинхэ бьет снова и снова, чтобы почувствовать наконец, чтобы перебить дурную голодную тоску, застарелую боль, засевшую в груди, как нагноившаяся заноза.
Пересохшее горло саднит, и Ло Бинхэ понимает, что все еще смеется, клокочуще и жутко, понимает, что что-то не так, он делает что-то не так — но какая разница, когда ему все еще не легче, так и не стало легче. Синьмо ворочается на задворках сознания, недовольный, и он все еще голоден, все еще падает.
Зверь, демон, дрянь.
Вниз, вниз, вниз.