[Maranta]

Название: Крысолов
Переводчик: Maranta
Оригинал: Piper by illwynd, archiveofourown.org/works/402803
Пейринг/Персонажи: Локи/Тор, Один
Категория: слэш
Жанр: драма
Рейтинг: R
Саммари: когда Асгард захлестывает моровое поветрие, маленький йотун предлагает Одину решить его проблемы. За определенную плату.
Примечание/Предупреждения: магическое принуждение, секс при людях
Разрешение на перевод получено.

В легендах говорится о принце Асгарда – нет, не о том, кого обожают все миры, добром, нежном, сияющем. О другом. Первом Одинсоне. Где наш юный господин спокоен, тот был воплощением грозы: страстным, несдержанным и громкоголосым. Где юный Бальдр изысканно-бледен, тот был солнечно-золотым. И его тоже любили все, включая отца, запретившего ныне вспоминать его имя.

А, Тор. Так его звали. Громовержец. Повелитель гроз, молний, грома и проливного, жалящего дождя.

В легендах говорится и о поветриях, захлестнувших мир много столетий назад – да не коснутся они нас снова, да не омрачат будущее наших детей. Мор; было время, когда умертвия поднимались из могил, чтобы преследовать тех, кого когда-то называли семьей. Было время, когда уныние поселялось в сердцах – и тела, в которых они бились, увядали. Было время, когда… что ж. С этого и начинается наша история.

Это было давным-давно, и сегодня уже почти никто не помнит, как ужасный недуг охватил Асгард. Мор шагал среди асов, и даже золотые яблоки Идунн не могли исцелить его, Тюр Однорукий не мог сразиться с ним, Один и Фригг бессильно наблюдали, как чахнут их подданные, всевидящий Хеймдаль не видел лекарства. Но тогда в Асгард пришел странник.

Кожа его была лазурной, а волосы – черными, глаза светились умом, а улыбка была подобна древней нераскрытой тайне.

- Я пришел ко Всеотцу, - сказал он привратнику. – Ни с кем другим обсуждать наше дело я не стану.

Всеотец был в отчаянии, и йотуна пропустили к нему.

- Как ты зовешься, и зачем пришел? – спросил Один, удивленный видеть великана ростом с аса.

Йотун легкомысленно рассмеялся. – Я Локи, подобный и льду, и пламени, и я пришел спасти твой народ, если ты согласишься. Готов поклясться: если ты дашь мне награду, я исцелю их, будто мора никогда не было.

- И какую награду ты потребуешь, - спросил Всеотец, и глаз его был темен, - за это достойное деяние?

Локи достал из-за спины котомку из мягкой, пушистой шкуры выдры, такой свежей, словно только что жевала сельдь. – Всеотец, богатый и сокровищами, и мудростью, взамен ты заполнишь эту сумку красным золотом из своей сокровищницы до самых краев.

Всеотец взглянул на изнуренные лица своих подданных и пообещал, что так и будет. – Только не тяни, - произнес он, - или некому будет вкусить твое лекарство.

Йотун Локи улыбнулся и поклонился, дав обещание. Покидая чертоги Одина, он насвистывал мелодию, никогда не слышанную в пределах Асгарда.

По пути он миновал группу, сидевшую на каменных стенах Асгарда. То был Одинсон со своими спутниками, верными друзьями и храбрыми товарищами, и они позвали его. – Эй, наш йотунский спаситель! Куда ты уходишь?

Локи задрал голову, чтобы посмотреть на принца и его приятелей. – Если хочешь знать, я иду к подножию мирового древа, - глаза его хитро блестели. – Три женщины задолжали мне кое-что. Я истрачу этот долг на тебя и твой народ.

Тор, владелец Мьельнира, тот, кто приносит бурю, усмехнулся маленькому великану. – Так иди и возвращайся скорее.

Йотун вернулся на третье утро с флаконом прозрачной воды и вылил ее в родник, питавший все реки и колодцы Асгарда.

Все, кто выпил воды, исцелились. Всякий, кто проглотил холодную жидкость, не мог сдержать радостного смеха, когда тело его излечилось и окрепло – и потягивался, и протягивал руки к солнцу.

- Видишь, Всеотец, - сказал Локи, вернувшись в сияющие чертоги. – Я сдержал свою клятву; твои люди исцелены. Благодаря моему остроумию твой народ спасен.

- И теперь ты хочешь получить свою награду, - сказал Один с золотого трона.

- Да, - рассмеялся Локи.

У йотуна взяли котомку, но вернули ее наполовину полной.

- Ты не можешь требовать полную цену, - сказал хитрый Один. – Задержка стоила множества жизней, и если вычесть их ценность, ты останешься должен.

Локи запустил руку в звенящие монеты, и лицо его было непривычно хмуро. Однако жаловаться он не стал. – Да будет так, Всеотец, - негромко проговорил он. – Но, возможно, ты предложишь гостеприимство тому, кто тебе услужил.

И стало так; Локи, йотун, чей дух был из огня и льда, надолго остался среди асов, и каждый день, удаляясь бродить по лесам, он проходил мимо принца, сидевшего на стене, и поднимал руку в приветствии.

- Привет, Громовержец, – звал он. – Что ты видишь со своего насеста? Надвигается ли беда?

- Вижу только, как одинокий йотун бродит, - смеялся Тор, и солнце сияло в его золотых волосах.
Локи ступал в лесной сумрак, и улыбка его была подобна древней тайне.

Но вскоре его снова позвали ко Всеотцу, когда новая угроза появилась на границе сияющего мира.

- Армия йотунов собралась на наших границах, - в тишине сказал Один, глядя в лицо того из вражеского рода, кто спас их прежде. Локи, прекраснейший из великанов, чьи глаза светились тайным знанием. – Ты однажды отвел беду от асов. За другую плату сделаешь это снова?

Локи заглянул в глаз Всеотца и ответил: – За хорошую могу. Если я исполню твое желание, то взамен получу двенадцать яблок Идунн, плодов бессмертия.

Один-король задумался, глядя на далекую тень у горизонта, пыль, поднимаемую армией, что скоро ворвется в его владения. Много жизней будет потеряно; много воинов прежде времени отправятся в Вальгаллу. – Ты получишь свои яблоки, - сказал он, и поклялся на своих мече и копье, и сжал руку йотуна, чувствуя прохладу его кожи и пульсацию крови под ней.

И вот, когда гроза собралась над сияющими чертогами Одина, Локи отбыл. Тор стоял на стене Асгарда, с молотом на поясе, синие глаза его были темны, как тучи над головой.

- Куда ты, йотун?

- Твой отец попросил меня совершить еще одно деяние, - ответил Локи, приветственно подняв руку. – Отвести от ваших земель армию мне подобных. Как думаешь, я это сделаю?

Тор неуверенно склонил набок светловолосую голову.

- Сделаю, - сказал Локи. – И знаешь, почему?

Когда Тор встретил его взгляд, йотун улыбнулся, и в сумрачном грозовом свете тот впервые заметил, какие острые у него зубы.

- Узнай меня, когда я вернусь, - сказал Локи, повернувшись спиной к сияющим чертогам Одина, и синяя кожа его, узорчатая от шрамов, в сумерках была темнее тени.

Утром первого дня известий не было. Тень легла на Асгард, и царила тишина. Песни умолкли, и даже Тюр-воитель не мог голосом храбрости разбавить удушливый страх.

Утром второго дня небо покрылось вороньими стаями, тревожа слух хриплыми голосами.

На третье утро человек, подобный призраку, приблизился к вратам Асгарда. Он шел, едва не спотыкаясь; волосы темными волнами спадали на лоб. Глаза его светились тайнами, зеленые, как северное сияние. Губы были плотно сжаты, пряча за собой молчание. Кожа его была бледной, как зимние снега и льды.

Хеймдаль пропустил его, и он предстал перед Одином.

- Я требую свою награду, Всеотец, - прохрипел он.

Сын Одина, стоя подле трона, смотрел на него.

Один взмахнул рукой, и яблоки появились. Они лежали на золотом блюде, солнечно-желтые, излучая тепло, и не было подобных им в смертном мире. От одного вида во рту зарождалась сладость; вкус их был как лето детства, бесконечное и совершенное. Запах их был как нежнейший свежий ветер.

Но было их только три.

Нахмурившись, Локи взял одно из яблок и поднес к губам.

- Ты не можешь обещать, что они не вернутся завтра, - сказал Один. – Должен ли я одаривать тебя за такую краткую победу?

Йотун, больше не походивший на великана, кивнул и с хрустом вонзил зубы в яблоко. – Все как ты говоришь, Всеотец. Разумеется, я благодарен за награду.

И Локи остался с ними, и, как прежде, он каждое утро уходил в чащу охотиться и бродить лесными тропами.

- Как ты прогнал их, йотун? – однажды сказал ему в спину Тор. – Как ты это сделал? Что это за могучий меч, которым можно отпугнуть армию?

Его приятели с любопытством смотрели на йотуна, ныне ставшего бледнее самой изящной асиньи.

Локи молча обернулся и поднял лицо к Одинсону. – Не мечом, ас. Безо всякого оружия; все, что мне нужно – мой ум и слова, и что бы я ни захотел, сбудется.

Их взгляды встретились, и без единого слова Локи отвернулся и исчез в лесной тени.

Шло время. Локи жил среди асов, но не был одним из них, и ему не доверяли, его не любили. Всеотец слушал его советы, когда хотел, воины Асгарда сжимали зубы, видя того, кто помешал им смочить мечи в ледяной йотунской крови, а Одинсон каждый день приветствовал его и улыбался, получив остроумный ответ.

Но потом появилась другая угроза, темнее любой из предыдущих.

Поднялся холодный жалящий ветер, неся вонь смерти и могильную пыль.

Голос владычицы Нифльхейма звенел в ушах у всех, дрожащий шепот, прерывистый плач.

Недовольные мертвые восстали против живых богов – насытиться их плотью, утолить жажду кровью асов. Они строили дома из костей асов, корабли из их ногтей, пустили саваны на паруса.

Когда собрались асы, лязгая оружием и споря, легконогий Локи быстро прошел меж ними к трону Всеотца.

- Они не придут. Это будет третий подвиг, и я покажу, чего стою, - мрачно и уверенно сказал он.

- И что ты желаешь в награду в этот раз? – спросил его Один, мысленно готовясь к войне и твердо сжимая Гунгнир.

- Я хочу считаться одним из асов, - сказал Локи, глядя на свои бледные стройные руки. – Ты подаришь мне эту честь. Я буду частью твоей семьи.

В тусклом полусвете, в мире на грани войны, двое смотрели друг на друга. И Один протянул руку.

- Я с радостью назову тебя братом, если ты сможешь спасти нас от этой тьмы.

Они ударили по рукам, и мягкая неуверенная улыбка коснулась губ Локи.

В последний раз его видели на границе Асгарда, одетым в кожу, с мечом в руке, глаза его были сосредоточенно прищурены.

Прежде чем перешагнуть границу, он обернулся, высматривая блеск золотых волос и глаза, синие, как вечернее небо – и, повернувшись назад, был тверд как сталь. Зубы его были остры, как у всякого йотуна. Язык его был языком пламени. Сердце его билось быстро, как бьется мышь в зубах змеи, до последнего болезненного дыхания.

Утром первого дня солнце не взошло.

Второе утро было темным и холодным.

На третье утро Тор стоял на стене, козырьком приставив руку ко лбу, и высматривал в бледном, тусклом свете, не лежит ли в полях тонкое гибкое тело.

Локи вернулся с четвертым рассветом. Он шел, как человек за гранью усталости, ведомый одной только силой воли. Его безвольно висящие бледные руки, казалось, мерцали. Темная путаница волос на его плечах была припорошена пеплом.

Пошатываясь, он предстал перед Всеотцом.

- Я сделал, что обещал. Я пустил солнце вспять, и ваши сумерки не наступят еще очень долго, - сказал он, и голос хрипло звучал в пересохшем горле. – Теперь прими меня в семью.

Один смотрел на него, и целый миг казалось, что он протянет руку, но тогда он заговорил.

- Ты знаешь, что это невозможно, - сказал Один-Всеотец, тихо и печально.

Глаза, зеленые, как свежие побеги, широко распахнулись.

- Я совершил для тебя три подвига, - сказал Локи. – Три деяния, которые были не по силам ни одному из асов. Ты откажешь мне даже теперь?

Может быть, глаз Одина проронил слезу – или же это был дым от далеких кострищ. – Ты, Локи, подобен льду и пламени, а мы – асы. Ты можешь жить среди нас, но никогда не будешь одной с нами крови.

Впервые за долгую жизнь йотуна у Локи не нашлось слов, и сердце его пропустило удар.

Но все было, как сказал Один, а огонь обжигает.

- Я заслужил родство, - Локи заглянул в его единственный холодный глаз. – И я возьму свою награду, так или иначе.

Тор, послушный и почтительный сын, стоял подле золотого трона.

Магия Локи, его сила, была в его голосе.

- Громовержец, - пропел он, подняв тонкопалую руку. – Одинсон. Подойди ко мне.

Тор замялся. Но голос Локи был магией, и чары плющом оплели его разум, сладкие, как глинтвейн, яркие, как блик солнца на водной глади.

- Могучий громовержец, прекрасный Тор. Я всегда был твоим возлюбленным братом, верно? Сколько помнишь, – выдохнул он, - сколько ты помнишь, с тобой всегда был Локи.

Мгновение ничего не менялось, никто не двигался, только тени сгущались в глазах Тора по мере того, как заклятье проникало в него. Овладевало им. И тогда Одинсон кивнул, и теплая улыбка засияла на его лице.

- Так иди ко мне, брат, - сказал Локи, протягивая руки, и изгиб его губ был нежен, как изгиб лезвия.

Тор двинулся с места, и широко распахнутые глаза его были так темны, что в них сияли звезды. Под ложечкой у него трепетало. Темная красота его брата, влажные глаза... Он поднял руку, желая коснуться кожи Локи, убедиться, что брат реален. Щека под его пальцами оказалась влажной от слез, и он стер их. Дыхание его вторило ритму сердцебиения брата.

Бессмертные боги Асгарда беспомощно наблюдали.

- Может, покажем отцу, как мы любим друг друга? – прошептал Локи, отчетливо в мертвящей тишине, касаясь губами тонкой кожи за ухом Громовержца, скользя бледными руками по его сильному телу, запуская тонкие пальцы в золотую гриву его волос.

- Покажем им всем?

Когда рука Локи обхватила его, Тор ответил низким стоном, отчаянным и голодным.

Разве это не было правдой? Разве Локи не показывал, как сильно любит его?

Разве Тор не отвечал тем же, пиная гальку со стен Асгарда?

Бессмертные боги Асгарда не могли пошевелиться, глядя, как губы Тора послушно и жадно распахнулись, когда их быстро, влажно коснулся язык Локи. Гром зародился в его горле, когда Локи, запустив пальцы в его волосы, дернул, и вспышка боли разошлась по его телу дрожью. Локи играл на нем, как на музыкальном инструменте, выманивая тихие звуки из его уст, пока он не вскрикнул, умоляя, выпрашивая близости, как недостойно просить принцу Асгарда. Он жаждал этого. Всегда жаждал.

Локи оплел брата руками и ногами – да, брата, брата, и тот задыхался и всхлипывал, толкаясь в него, прижимая его к стене.

Голос Локи был сама магия. Голос Локи был заклятьем, и хотел он того, или нет, голос вырвался из его горла, когда зубы Тора нашли его шею, когда руки Тора сомкнулись вокруг его узкой талии, отмечая белую плоть синяками. – Возьми меня, прими, покажи им, люби меня, Тор, Тор, брат, - шептал Локи. – Да, бери меня. Сделай своим. Я всегда был…

И громовержец стянул их одежду, и вошел в него, и им было все равно, что весь Асгард смотрит.

С тех пор Один запретил произносить его имя.

Чары не спали ни когда стоны утихли и они прижались друг к другу влажными от пота лбами, ни с наступлением утра, ни когда Один изгнал их.

Тор верил, что у него есть брат. Локи, темный и бледный, держал его за запястье.

- Это все, чего я хотел, Всеотец, - сказал Локи, обнажив острые зубы, и кривая улыбка не освещала лесную тень его глаз. – Благодарю за награду.

Они были изгнаны вместе, когда солнце взошло над Асгардом на будущее утро после их преступления, и нет сказаний о том, куда они ушли.

Сказаний нет, и тема эта запретна.

В одном из миров есть озеро, и на его берегу я нашел пустую котомку из шкуры выдры, мех ее все еще был блестящим. Несколько монет красного золота впечатались во влажный ил, поблескивая в холодных лучах рассвета. Рядом лежали огрызки двух яблок со свежими отпечатками зубов, словно их только что выбросили.

Фригг крепко обнимает своего юного сына, и сияние нежного Бальдра освещает мир обещанием будущего.

Но я верю, что у Асгарда есть еще два принца.

И я верю, что они вернутся.