[Maranta]

Название: «Сделки Ичимару Гина».
Автор: Maranta.
Пейринг: Ичимару/Кира.
Рейтинг: PG-13.
Жанр: юмор. Стеб над штампами.
Саммари: см. название.
Дисклеймер: все уже украдено до нас.

Ичимару Гина в Готэй-13 не любили.
В первую очередь не за дурной нрав и хамские замашки, а за удивительную меркантильность. Было что-то зловещее в том, как он умел и любил обернуть себе на пользу все и вся.
«Такой и собственного лейтенанта заложит», - поговаривали шинигами и были, в общем-то, правы. Именно этим Ичимару и занимался с завидной регулярностью.
Благо что спрос был устойчивым.

Каждый год, вне зависимости от людских и не очень людских пожеланий, наступала весна. Сам по себе этот факт расстраивал только аллергиков, астматиков и Кучики Бьякую. Но наступление весны подразумевало под собой Весеннюю уборку, а это уже сулило неприятности гораздо более широким массам шинигами. То есть, может быть, свои проблемы весна приносила и в Руконгай, и в Сейретей, но нам-то какое до этого дело?
Так вот, уборка. Понятие это, при всей его кажущейся безобидности, неизменно вгоняло в дрожь офицерский состав Готэя-13, потому как подразумевало под собой не только приведение в божеский вид казарм и прилегающей территории отрядов, но и Годовую Отчетность. И если с первой задачей отряд мог худо-бедно справиться объединенными силами, то груды макулатуры, гордо именуемой документами, ложились на плечи старшего командного состава, порой вполне в буквальном смысле.
И здесь каждый из отрядов оказывался в по-своему уникальном положении.
Например, ни первый, ни второй отряды проблем с передозировкой документами не испытывали, а если испытывали, то не сознавались. Что, впрочем, было и понятно, учитывая личности капитанов. Четвертый и двенадцатый отряды в силу специфики их деятельности отчитывались индивидуально. Отчеты одиннадцатого отряда внятностью, как правило, не отличались, но замечаний от коммандера на удивление не поступало…

Капитаны же остальных отрядов вставали перед нелегким выбором: либо, скрепя сердце, перелопачивать кубометр бумаги…
Либо идти на поклон к Ичимару Гину.
Обе перспективы были столь тошнотворны, что к решению приступали загодя. Зимой. И в первые дни весны те из капитанов, в ком лень оказалась сильнее гордости, как бы между прочим появлялись в расположении третьего отряда. Ичимару, сыто жмурясь, радушно приглашал гостя на чашку чая, тот скрепя сердце соглашался, дверь капитанского кабинета закрывалась, чтобы через каких-то полчаса открыться вновь, гость удалялся, а на следующее утро в казармах его отряда появлялся лейтенант Кира, смиренный, как гейша, и принимался за работу.
Дело в том, что у Киры Изуру были два редких достоинства, выгодно отличающих его от большинства офицеров. Во-первых, хозяйственность; во-вторых, организаторские способности. Работа у него в руках прямо-таки горела. Ичимару, тоже обладающий определенными достоинствами (такими, практичность и предусмотрительность; недоброхоты характеризовали их емким словом «хитрожопость»), быстро сообразил, какое сокровище ему досталось и какое этому сокровищу можно найти применение.
Пресловутая меркантильность оказалась в Гине сильнее эгоизма и тяги ко злорадству. Поэтому в дальнейшем господа капитаны получили возможность за некоторые услуги, льготы или же контрабанду с грунта на день заполучить его лейтенанта. В результате третий отряд крайне редко получал назначения на субботники, в опасные районы и прочие подставы; капитанский же кабинет был своеобразным музеем раритетов.
Задаром Киру не удавалось выпросить даже капитану Айзену, люто жалевшему, что не оставил его при себе. Малютка Хинамори, конечно, выполнила бы любое поручение своего капитана, но была вдобавок суетливой, шумной и навязчивой. На нервы она действовала чрезвычайно.
Капитану шестого отряда с лейтенантом не повезло тоже, полагаться в сложном деле уборки на него не стоило. Справляться же в одиночку было не под силу даже несгибаемому Кучики.
За дела восьмого отряда отвечала лейтенант Исэ, в силу неблагонадежности своего капитана. Именно она и навещала третий отряд, скорбная, как привидение.
Капитан Укитаке среди пыльных бумажонок задыхался, потому обращался к услугам лейтенанта Киры чаще других. Ичимару оскорбительно делал ему скидку по состоянию здоровья и как постоянному клиенту. Укитаке был слишком умен, чтобы обижаться, и от халявы не отказывался.
Может быть, десятому отряду и удалось бы получить подобные льготы по блату, но Мацумото Рангику в бытовых проблемах и нуждах отряда разбиралась так же, как в органической химии, то есть – никак; а капитан Хицугайя считал ниже своего достоинства обращаться за помощью к такой наглой и ленивой девице.
Капитаны же седьмого и девятого отрядов по вполне понятным личным причинам документами не могли заниматься вовсе, а следовательно, и помочь своим лейтенантам.
Таким образом – да, спрос на Киру Изуру был неизменным.

Но вот чего не могли понять заинтересованные личности – так это с какой стати вышеупомянутый Кира позволяет на себе ездить. Несмотря на его сверхъестественную верность приказам, идиотом он не был, и не купился бы на то, что в его обязанности входит составление Годового Отчета для доброй половины отрядов. Практичностью лейтенант не отличался, потому личной корысти искать не мог. В результате выборы сводились к одному, весьма прискорбному: давление капитана Ичимару.
О, в это верилось легко! Достаточно было посмотреть на понурую фигурку Изуру, в двух шагах плетущегося за своим капитаном. Запугивать Ичимару Гин умел в совершенстве, а слухи о некоторых его наклонностях внушали отвращение. Слухи эти распускались непосредственно третьим отрядом, потому им волей-неволей верили.
К примеру, пятый офицер уверял, что видел на рабочем месте капитана наручники и нож. Между тем наручники действительно имели место быть; утащенные из-под носа у смертного полицейского и впоследствии послужившие оплатой по бартеру, они были одним из любимейших экспонатов капитана Ичимару; однако по назначению служить не могли, так как ключ остался у разини-полисмена. Нож же и вовсе был плодом больного воображения пятого офицера.
Слухам, впрочем, это не мешало.
Более того, имелись очевидцы, утверждавшие, что вечером после визита просителя лейтенант Кира каждый раз поднимался в кабинет к капитану и не выходил по нескольку часов кряду. Из кабинета, где хранились наручники и Менос знает что еще…
Слухи плодились, как кролики по весне. Особенно по той же весне.
А между тем подноготную этой мистификации знал-таки один совсем неподходящий для этого субъект.

Сасаки Мимо, рядовому шинигами третьего отряда, не повезло с именем и не очень – с характером, но очень повезло с комплекцией. Он был невероятно гибким, юрким и пронырливым – и плевать, что однокашники дразнили его за девчачье имя. За это он таскал у них, пока спали, хакама и прятал по углам. Бегая с голым задом в поисках штанов, особо не надразнишься…
Никто и никогда уже не узнает, какая нелегкая понесла Мимо свежим мартовским вечером к капитанским покоям. Вероятно, бравый рядовой был попросту пьян до потери инстинкта самосохранения. Ибо трезвым мало кто рискнул бы по темноте и без доклада приближаться к этому гнезду разврата, тем более памятуя о слухах, что выходят-то из капитанского кабинета далеко не все вошедшие…
Так или иначе, но факт остается фактом: этим свежим мартовским вечером… часов в десять приблизительно… Сасаки Мимо подполз к капитанским покоям. Вернее всего, он был движим любопытством, поскольку своими глазами видел лейтенанта Киру, бредущего в этом направлении. Три часа назад. Ну не съел же его капитан, нэ? Столовых-то приборов в его кабинете точно нет…
А лейтенант Кира точно был. Живой и, кажется, невредимый – стонов и хрипов слышно не было; во всяком случае, с дерева, где обосновался Мимо. А видно было и того меньше, так что гибкий, отважный и пронырливый герой этого вечера пополз выше. Как уже говорилось, пьян он был настолько, что не вспоминал об угрозе знакомства с четвертым отрядом – упади он с дерева или попадись на глаза капитану. Поэтому без тени сомнений вскарабкался на тянущуюся к освещенному окну ветку и прилип, как гусеница-шелкопряд, прислушиваясь ко звукам в комнате, где его капитан с лейтенантом…

…да, мирно играли в карты. По крайней мере, судя по очертаниям теней на занавесях и легкому бумажному шелесту, когда капитан Ичимару (явно именно он) медленно опустил на пол свой расклад.
- Четыре из пяти… Сдается мне, ты жульничал, Изуру, - в голосе Ичимару слышалось ленивое удивление.
- Нет, тайчо.
- Ну, если ты так говоришь… - на удивление покладисто согласился тот – хотя, в общем-то, ничего удивительного в этом не было, ибо правильность лейтенанта Киры вошла в поговорку.
- Придется завтра отказать лейтенанту Исэ, нэ? – странно беззаботным тоном продолжил Ичимару, собирая колоду.
- Простите, тайчо.
- Полагаю, я тебе кое-что должен.
- Да, тайчо.
- Ну и чего мы ждем?
- Раздевайтесь, тайчо.

…Последнее, что слышит, слетев с дерева и улепетывая, перепуганный неожиданным знанием Мимо – легкий смех и шелест снимаемой хаори.

Конец.