[Maranta]

Наконец решила начать выкладывать весчь, которую пишу с февраля прошлого года. Сугубо исторический, сурьезный фик.
По мотивам франко-русских отношений эпохи Наполеона I, и самого Наполеона с Александром I, совершенно эпических и достойных романа. В процессе написания поднимались первоисточники вплоть до мемуаров очевидцев. Особенная посмертная благодарность Арману Луи де Коленкуру и Евгению Тарле за вдохновение.

Название: "La violette".
Автор: Maranta.
Бета: Aerdin.
Пейринг: Франция/Россия.
Рейтинг: до R в итоге.
Жанр: историческая драма.
Саммари: бойтесь своих желаний – особенно, если имеете дело с Россией.
Дисклеймер: Хеталия – не моих рук дело, мировая история – тем более.


Пролог.

Если б быть мне косноязычным,
как Дант
или Петрарка!
Душу к одной зажечь!
Стихами велеть истлеть ей!
И слова
и любовь моя -
триумфальная арка:
пышно,
бесследно пройдут сквозь нее
любовницы всех столетий.

В. Маяковский


Он познал женщин трех континентов – своих пылких соотечественниц, смуглых женщин Египта и Италии, австриячек и испанок, дикарок Нового мира, англичанок – черствых, как и сам Артур, и столь же холодных в постели.
Ни одна из них не была нацией – что ж, женщины среди таких, как они, редки, и Франция с сожалением думает о заре мира, когда правили и властвовали женщины, подобные богиням. Но нет уже матерей Греции и Египта, нет Вавилонии, нет Мероэ и Сабы; время великих женщин прошло.
Вообще-то Бонфуа не из тех, кто тоскует о невозможном, но сожаление это сродни голоду, который нечем утолить. Как ни старайся, сколько смуглых, белоснежных, бронзовых тел ты ни возьмешь, будет мало, потому что не сравнить даже самого прекрасного смертного – с миллионами, воплощенными в вечном теле.
И что же – в конце концов, у каждого есть какая-то мечта, и буке-Артуру просто повезло, что он мечтал о золоте и власти, о материальном и доступном; должно быть, теперь если не счастлив, то доволен. Франсис мечтал о женщине, которой нет и не будет, и почти жалеет о минувших веках.
Впрочем, сейчас не время для любви, чуть ли не впервые в жизни Франции; время золота, власти и славы, Англии назло. Новый хозяин – подарок ему от судьбы, почти как в свое время Жанна, его святая мертвая девочка. После века стыда за свою династию, после очистительного огня революции, после продажной Директории у Франции наконец достойный хозяин. Величайший полководец, талантливый политик, прозорливый правитель; Франция захлебывается от благодарности и ликования, он обожает своего маленького капрала. Человека, сделавшего его империей, подарившего ему Италию и сокровища Египта и обещавшего больше – у Бонапарта великие, грандиозные планы.
Артура Киркланда ждет безрадостный сюрприз.
Галлов покорил не Рим, а Юлий Цезарь; Персию захватила не Македония, а Александр. Англию поставит на колени Бонапарт, а не Франция – но ему и этого довольно.
Франция верит в хозяина больше, чем в себя: он редко побеждал без Наполеона, а Наполеон побеждает и без его присутствия в бою. «Нет нужды вами рисковать, Бонфуа», - и он прав, нет никакой нужды, потому-то Франсис кочует между Парижем и Булонским лагерем, пока его император разбивает антифранцузскую коалицию. Первую. И вторую. И далее.
Он по-прежнему в столице, когда его находит срочная депеша – «езжайте в Тильзит, Бонфуа», и ни слова сверх того. Но больше и не надо, Франция слушается беспрекословно.
Он прибывает в Тильзит 24 июня, как раз к подписанию мира. Хозяин пересказывает ему ход войны, и Франция не может не смеяться. Дурак Россия, разве можно полагаться на Пруссию? Как воин тот поистрепался, замшел: все держится за своего Фридриха, а Фридриха-то больше нет. Тлен и пыль. Даже не успел к сражению, каково? А Россия, конечно, и не мог выстоять против Великой Армии в одиночку, ибо полководцы его плохи, а солдаты – рабы. И вот теперь – о, теперь! – Французская империя вправе забрать себе земли до самого Немана; старику Риму и не снилось.

Наутро Франсис спускается следом за хозяином к реке. Переговоры пройдут на середине ее; придется переплывать.
На другом берегу смутно виднеются две фигуры, стоящие отдельно от свиты – побежденные нации. Сегодня он будет говорить только с Россией, Пруссия не в счет. Франция отнимет у него землю и людей, и Пруссия перестанет существовать. Так хочет Бонапарт («Подлый король, подлая нация, подлая армия, держава, которая всех обманывала и которая не заслуживает существования», говорит он всегда с презрением), да и сам Франсис не возражает ничуть.
Когда он вместе с Бонапартом садится в лодку, фигуры на берегу расходятся в разные стороны: Пруссии оставаться, России – плыть.
На середине реки приготовлен плот, на нем быть переговорам. Два шатра, большой – для хозяев, малый – для наций. Пока лодки движутся к плоту, Франция с вялым любопытством играется с подзорной трубой. Он, в отличие от Англии, не имел раньше дела с Россией лично – так, не доводилось, довольно было переписки. Ему льстил, конечно, интерес России к его языку, его моде, но личное знакомство? Право, ни к чему.
Он не знает даже Россию в лицо, и не может различить среди пассажиров чужих лодок – но, скорее всего, тот должен плыть в головной. Кроме гребцов в ней лишь пара, мужчина и женщина. На офицере форма простого гвардейца, на даме – строгое платье, из украшений только орденская лента. Франция вслух вяло удивляется – неужели хозяин России до того оробел, что прислал вместо себя супругу? Или это откуп для французского императора?
Хозяин негромко смеется, забирая у него подзорную трубу и, приникнув к ней ненадолго, возражает: - Вон он, наш Александр, - но ничего не добавляет больше, пока они не причаливают, первыми.
Сойдя на плот, Франсис вслед за хозяином быстрым шагом переходит к другому борту, встречать головную русскую лодку; пассажиров уже можно разглядеть невооруженным глазом. Дама смутно походит на хозяйку из его детства, златокосую королеву Анну.
Она ступает на плот первой, не дожидаясь, пока подадут руку, и помогает выбраться из лодки своему спутнику, женщина – мужчине. Теперь становится видно, что ростом они вровень, оба на полголовы выше Франсиса, на голову – его хозяина. Тот, впрочем, не смущается этим вовсе; шагнув вперед, приветственно обнимает офицера и увлекает за собой к большему из шатров.
Император – императора.
А оставшаяся с ним, со Францией, дама, глядя в упор, складывает бледные губы в улыбку:
- Bonjour, la France. Вы не узнали меня?
- Что вы, ma belle, конечно, узнал, - непослушными губами лжет Бонфуа, не в силах оторвать взгляда от глаз на незнакомом лице – того же цвета, что любимые цветы Наполеона Бонапарта; того цвета, что у смертных просто не бывает.
– Bonjour… la Russie.
У Российской Империи фиалковые глаза.